Мне было плохо: слабость, как после болезни, а может, от болезни. Я ходил к докторам, к специалистам, но никто не поставил мне диагноз.

Тёщина подруга Нарочка, преподаватель мединститута, устроила мне приватный визит к знакомому профессору.

Профессор был моих лет, на приветствие ответил кивком, уточнил, от кого я и без интереса выслушал мои жалобы, реагируя на них короткими репликами.

— Понимаете, доктор — слабость, иногда ходить не могу, ложусь на пол, встать нет сил.
— Это бывает. У меня у самого слабость.
— В голове туман, не помню ничего, даже того, что случилось пять минут назад.
— Да, конечно, я тоже ничего не помню…
— Поднимаюсь по лестнице на один этаж, и пульс подскакивает до 90.
— Что вы хотите, ведь вам уже сорок лет.
— Сплю три-четыре часа в сутки, а потом весь день хожу сонный.
— Скажите ещё, что у вас болит поясница, и будет ровно то же, что и у меня.
— Болит…
— Да, лечиться, конечно, нужно…

Профессор надолго замолчал, и я почувствовал себя в кабинете лишним. Положил на стол четвертную и ушёл.

Нарочка позвонила через день, я рассказал о визите, обозвав профессора «жопой».

— Нет, он правда был хорошим врачом, — сказала Нарочка. Вчера умер. Ни с того ни с сего, такой молодой…

Диагноз мне поставили только через пять лет уже в Америке. Вылечить — не вылечили, но уже двадцать пять лет поддерживают. Американский доктор, поставивший мне диагноз, тоже умер. Не везёт им со мной.

Апрель 2013 г