В дом престарелых мы ходили каждый день в течение двух с половиной лет. Естественно, мы знали по именам врачей, медсестёр, нянечек, буфетчика и — в лицо — многих обитателей. У дверей каждой комнаты — небольшой стенд с фотографиями и краткой историей того, кто в комнате живёт. Полупрозрачная старушка из комнаты 2202 пятьдесят лет назад была оперной примадонной, а обитатели 2210-ой и 2211-ой — супруги, прожившие вместе шестьдесят лет. Они об этом не помнят. Дом престарелых — печальное место, каким бы хорошим он ни был.

Одну пару мы встречали особенно часто: ветхий старичок толкал кресло с сухонькой женщиной далеко за восемьдесят. Он вывозил её на улицу, если погода была хорошей, или на балкон, если шёл дождь, или сидел с нею у камина — и что-то ей говорил. От медсестёр мы знали, что миссис Мозес находится в полной деменции: ничего не помнит, ничего не понимает уже больше двух лет. Её муж не пациент дома престарелых, но каждый день к семи утра приезжает к жене и проводит с ней весь день. Он умывает её, кормит, возит на прогулки, укладывает на ночь, а только потом уезжает домой (девяностолетний водитель в Штатах — обычное дело) и на следующее утро опять приезжает к семи. К жене мистер Мозес никого не подпускает, но сам делает всю работу так тщательно, что нянечкам остаётся только купать её и убирать в комнате и в ванной.

Мистер Мозес переживёт свою жену: ему нельзя умирать. А потом, может быть, и жить будет незачем, и он поспешит за ней, чтобы снова быть рядом.

Июль 2013 г