Дремал я как-то в предбаннике у врача, ожидая своей очереди, и проснулся, когда пациентка — «русская», судя по вязаному берету — начала взволнованно повышать голос, а чёрная регистраторша явно не понимала, чего от неё хотят. Я подошёл, попросил разрешения вмешаться и объяснил девушке за стеклом, что леди хотела бы перенести послезавтрашний визит на другое время. Дело было улажено за минуту, я вернулся в свой уголок и собрался снова задремать.

Не тут-то было. Дама в берете села рядом и стала подробно рассказывать мне свою печальную жизнь: была замзаврайздрава в Белой Церкви, а кто она теперь? Дочь уехала в Сиэтл, звонит редко, к маме не приезжает, к себе не зовёт, муж покончил с собой год назад, утопившись в заливе, а ей уже пятьдесят…

Упоминание о заливе прогнало мою дремоту: о загадочном самоубийстве я слышал, оно обсуждалось женской половиной нашей небольшой компании. Смертельная болезнь?.. Роковая любовь?.. Большой проигрыш?.. Да и способ был не мужской: не повесился, не застрелился, а утопился, как бедная Лиза. Вдову жалели.

А она уже говорила о своём здоровье, делясь сокровенным: у неё давние, больше десяти лет, проблемы с пищеварением, она приходит сюда через день, чтобы ей ставили клизму.

— Но ведь это много сотен клизм! И вы приходите за этим в госпиталь уже десять лет?!

— Нет, только год. Раньше клизму мне ставил муж.

Дама продолжала говорить, но я не слушал. Я уже знал, отчего её муж утопился в заливе.

Апрель 2011 г